Сумасшествие

Иногда мне кажется, будто я схожу с ума. Точнее, ум уходит из меня. Вместе с содержимым желудка. Вместе с высморканными соплями. В этот белоснежный унитаз клуба. Вместе с клочьями волос, которые выдрала эта рыжая сука. Вместе с кровью из царапины. Она знала, что мы будем драться. Она заранее перевернула кольцо, чтобы врезать мне ладонью по щеке и оставить эту кровавую вмятину. Но ей однозначно хуже. Ей за шиворот упал уголек от кальяна.

Головокружение не дает встать и надеть трусы. Не вижу своих трусов – я утопила их в унитазе?.. Поправляю юбку и обнаруживаю пропавшие трусы. Кажется, я вытирала ими кровь со щеки. Боже, я не просто схожу с ума, я проваливаюсь в другое измерение.

Поднимаюсь с унитаза, держась за кафельные стены. Щеколда прочь – привет, свобода! Перед кабинками галдящая очередь. Рыжей суки среди них нет – то ли совсем ушла, то ли на улице зализывает раны, готовясь к следующему раунду. Девочка моя, ночь еще не закончена, мы успеем друг друга убить.

Тупо смотрю на свое отражение. Зеркальце, зеркальце на стене, кто всех пьянее в этой стране?.. Несомненно, ты, моя королева. Ты же видишь, как помята рожа твоя и как причудливо спеклась размазанная кровь. Ха-ха, подумать только, это же не я, это лицо моей матери!.. Знали бы они с отцом, возвращаясь из роддома домой, а потом годами пеленая дочурку, целуя грязную жопку, отправляя в первый класс с цветочками, какой дрянью вырастет их драгоценное чадо!..

Выползаю из сортира, стукаясь плечами об стены. Черт возьми, ведь мозг работает почти в нормальном режиме, а координация движений сильно нарушена. Это самое досадное. Ведь мне еще придется защищаться. Второй раунд не за горами.

На танцполе дрыгаются пьяные тела. Рыжей нигде не видно. Эй, пупсик, наше общение еще не закончено, покажись!.. Направляюсь к выходу из клуба, поднимаюсь по ступеням наверх. На улице идет дождь, пузырятся лужи. Под навесом курит и гогочет толпа кавказцев. Завидев меня, замирают с забавными гримасами на физиономиях. Ну да, я же баба в юбке, хотя и очень страшная. Разворачиваюсь, чтобы вернуться внутрь, и натыкаюсь на рыжую сволочь. Секунду или две обе медлим в растерянности. Затем хватаю ее за какую-то часть тела и вытаскиваю под дождь, подальше от лишних ушей. Ее волосы быстро намокают, по щекам бегут струи, как слезы. Она выглядит весьма жалко, как забитый щенок, – вероятно, ей было очень больно, когда за шиворотом оказался уголек от кальяна.

– Ну что, подумала над своим поведением? – спрашиваю, едва шевеля языком. Стоять под дождем в юбочке и топике очень неприятно.

– Пошла ты…

Слегка толкаю ее в плечо. Покачнувшись, как кукла на нитках, она устремляет в меня взгляд, полный ненависти. Черт возьми, давненько я не видела такого взгляда. Даже вся дурь, кочующая по моему организму, не избавляет от странного ощущения.

– Признайся, – говорит она беззвучно, одними губами. – Признайся, или я воткну тебе это в задницу!

В ее руке блестит «розочка» – горло разбитой бутылки. Мне не по себе, но я уверена, что рыжая не сможет выполнить обещания. Толпа кавказцев пялится на нас с удивлением и любопытством. Рыжая тоже видит это и тянет меня за угол.

– Сознайся, и я все прощу, – говорит она.

– Нет. Я ни в чем не виновата. – Меня снова начинает душить злость. – А вот ты…

– Ты меня вынудила сделать это! – орет она. – Сама виновата!

– В чем?! У тебя есть какие-то доказательства?!

– Да. Я все видела своими глазами.

– Врешь, ты не могла видеть, потому что ничего не было.

Она выставляет вперед «розочку».

– Так ты не сознаешься?

– Не в чем.

– Шлюха! Я тебя ненавижу!

Рыжая взмахивает осколком, и я чувствую, как что-то теплое льется по телу. Пытаюсь двинуть рукой, но что-то мешает. «Розочка» торчит из моего плеча. В состоянии измененного сознания совершенно не чувствую боли. Но организм уже не выдерживает – я начинаю проваливаться в обморок. Последнее, что вижу, – огромные глаза рыжей и ее ладони, которыми она прикрывает себе рот.

А ведь я не вру. Не знаю, кто и зачем наболтал ей лишнего. Ну ладно, не в первый раз, все-таки с детства рядом. Но как только приду в себя – получит по полной. И ведь выбрала время для выяснения отношений!.. В свой день рождения, прямо с семейного празднества. Примчалась в клуб, стащила со сцены, разоралась, как полоумная, ничего не хотела слушать – и быстренько шлепнула меня по щеке. Конечно, продолжать танцы я уже не могла. С разбитой-то физиономией. Теперь прощай карьера танцовщицы, выгонят из клуба за дебоширство. Врезала она мне, тут же подбежал охранник, рыжая отвлеклась – и получила уголек за шиворот. Ну и рожа у нее была! Мне аж самой больно стало. Не смогла смотреть, пошла и напилась. Двести граммов абсента – и я в стельку.

Холодно. Жарко. Снова холодно. Мигает синее. «Скорая»?..

Открываю один глаз. Дядьки в белых халатах кладут меня на носилки. Рыжая воет рядом. Увидев, что я очнулась, кидается мне на грудь:

– Ты не врешь?.. Ты правда не врешь? Я ошиблась?..

– Дура! Проткнула ни за что ни про что, идиотина…

Один из дядек придерживает рыжую:

– Девушка, не мешайте. Вы кто пострадавшей?

Та не отходит. Рыдает. Меня грузят в машину.

– Подождите, – прошу у врачей, – она со мной. Можно ей со мной?

Врач кивает.

– Залезай, дубина, – говорю рыжей. Она залезает. Гладит меня по голове. Я говорю: – Задери кофту.

На груди у нее сильный ожог – видимо, не сразу уголек выпал, протанцевала с ним некоторое время, шипя от боли… Нет, ну а что мне нужно было делать – позволить и вторую щеку изуродовать?.. Я еще за дырку в плече потом отомщу. Руку вон не чувствую. И шрамы наверняка останутся. Впрочем, как и у нее. Чуть наклоняю рыжую к себе, приподнимаюсь на лежанке и слегка касаюсь губами ожога. Она смотрит преданно, разве что не скулит и хвостом не виляет. Дурочка моя, ревнивица слепая. Говорю:

– Я не изменяла тебе, ты ошиблась.

Несомненно, я схожу с ума. Вместе с рыжей. Вместе с нашими стонами. Каждую ночь в белоснежной постели. Все-таки странная штука, эта любовь.